Стихи из новой тетради

Содержание: Стихи из новой тетради

«Можно только жить и ждать...»

Колыбельная дороги

А капелла в церкви крестоносцев, Абу-Гош

Благодарность

Millenium!

Утешительный вальсок – себе

Благодарность (снова...)

Мысль о птице

Песенка о зазеркалье сна

Камень Гамлы

Стихи, дописанные через полжизни

Перед переездом

Отклик

Ноктюрн

Старый Акко: акварель

День рождения. Сад

Утешение Земле

«Я выхожу из дому с восходом...»

Хокку

«О дни июня, срединные дни июня...»

Бодрая песенка

Песнопение

Армагеддон

Colchicum stevenii

Преображение

Первое января

Дорожная молитва в дождь

«Лишь такую жизнь и признаю...»

Встреча

Стихи, приснившиеся над томом Мандельштама

Школа безмолвия

Озеро

Праздник Суккот. Aromatherapy

Осеннее

* * *

Б.А.

"Время течёт по спирали..."

Б.Ахмедов

...Можно только жить и ждать

и смотреть, что будет дальше –

как событье разовьётся,

как верёвочка совьётся

(как судьба к судьбе кладётся

в карты или в домино), –

чем продолжится кино,

нам предложенное Свыше,

что увидеть и услышать

и прожить тебе дано.

Не загадывай вперёд –

ты в сценарии участвуй

по порядку, без лукавства,

всё понятно станет в срок.

Всяк усвоится урок,

каждый жизненный виток

возмужает гибкой лозой –

расцветёт в награду розой

втайне вызревший цветок.

Колыбельная дороги

...Не грусти забытой птицей,

о неспетом не тужи.

Если песенка приснится –

тут её и запиши.

Как баюкает дорога,

как водитель гасит свет,

как, запомнившись надолго,

чей-то взгляд сияет вслед...

Как с равнины, где сквозь осень

прорезается трава,

серпантин меня возносит

к белым стенам торжества.

A capella в церкви крестоносцев, Абу Гош

В селе Абу Гош на холмах Иудеи,

где содраны фрески, как кожа со стен,

но церкви остались певучие стены, –

я слушаю хор, не вставая с колен.

Хористки единой волной вдохновенья

на цыпочках тянутся к сводам пустым,

и звука серебряные растенья,

ветвясь, вырастают из горл золотых.

Старинная церковь, как скрипка большая,

всем телом вибрирует, дышит вокруг.

Высокие своды дробят, отражая,

божественно тонкий сияющий звук.

Ты голос возносишь – а стрельчатый купол

его преломляет, и множит, и длит.

И пальмы снаружи склоняются к окнам,

чтоб слушать, как сердце для Неба звучит.

Молитва о Киме в Иерусалиме

Ю. Ч. Киму

Пусть в чаше гор – Иерусалим,

в Иерусалиме – дом

Всевышний по словам моим

поднимет на ладонь.

Смывая с сердца шрамы ран,

разлуку, горе, боль,

Вселенной хлынет океан

под именем Любовь.

Кораблик хрупкий вознесёт

упругая волна,

усталый парус распахнёт

дыханья новизна!..

...Здесь луч отвесный опалит

стиха и камня твердь

и солнца вечного зенит

преодолеет смерть.

На этом лезвии судьбы

земной продлится срок –

Иерусалимской синевы

ещё, ещё глоток!..

1999

Благодарность

(по С.Н.Лазареву)

Благодарю, благодарю

за каждый час и за минуту.

Слова смирения дарю

меня толкнувшему кому-то.

Мне в каждом крене бытия –

обиде,промахе, провале –

знак дарит тайная струя,

со мной возникшая вначале.

Когда любимые друзья

пометят клиньями дорогу,

шепчу: обидеться нельзя,

лекарство это и подмога.

Порою всё из рук летит,

ранимый слух терзает хамство...

Не страшно, что душа болит –

тем лучше действует лекарство!..

Я верю: в сутолоке дней,

где мы порой скользим над адом,

свет благодарности моей

хранит меня и всех, кто рядом.

Millenium!

Красивы круглые нули,

особенно когда их три –

вот это загляденье:

у века – День рожденья!

Друзья, нам просто повезло:

ТАКОЕ круглое число

не часто выпадает

впечатать в календарик!

В свой срок сбываются мечты:

три апельсина золотых

под фейерверков звуки

свалились с неба в руки!..

В них свет зари иного дня.

Не потому ли для меня

милее всех символик

хороший круглый нолик!

31 декабря 1999- 1января 2000

Утешительный вальсок для себя

Вот уже позже закат,

время – конец января.

Дело идёт к весне, дружок –

не унывай-ка зря!..

Пьют долгожданный дождь

бархатные поля.

Всё, что захочешь, дружок, споёшь:

музыка вся – твоя.

Теплит закатный луч

мягкий небесный пух.

Если уж кто, говорят, везуч –

будет он щедр за двух.

Как нам везёт с тобой!..

Даже расцвёл миндаль.

Лучшей на свете, дружок, судьбой

нас позовёт февраль.

Благодарность (снова...)

Благодарю, благодарю

за каждый час, где смысл высший!

Счастливых слёз не оботру

в миг благодарности пронзившей!..

Благодарю судьбу мою

за щедрость на счастливый случай,

картину дня живого пью,

что дарит солнца луч летучий!

И, набирая высоту,

я ежедневно замечаю:

на улицах, во сне, в быту

дары нечаянно встречаю.

За дара светлого штрихи

благодарю – и удивляюсь:

к чему теперь ни прикасаюсь –

всё превращается в стихи.

Мысль о птице

Чайке Джонатану

Мысль о птице

Это птица свободы

Как мысль избавленная от границ.

Границ скорости

Времени присутствия

Понятий возможного.

Каким бывает зрение птицы?

Не вполне чётким

Перед глазами

Тонкая пелена

Удивления

Сердце птицы –

Алый комок жизни

Пронзающий пустоту

Бесконечности

Только бы сохранить

Взгляд птицы

Сердце птицы

А перья ей не нужны.

Песенка о зазеркалье сна

Засыпаешь…Засыпаешь…

Замирают огоньки…

Перекаты точат камушки

На донышке реки

Что ты реченька- прозраченька

Струями прядёшь

Что ты горлица- печальница

Над рекой поёшь

Разомкни ты речка зеркало

Прозрачных вод

Покажи мне кто за зеркалом

За меня живёт

Собираются весёлые

Водят хоровод

Да никто меня вполголоса

В круг не позовёт.

Расступись ты, речка быстрая –

Я в кругу спою,

Как мне одолеть, как выстоять

За любовь мою.

Камень Гамлы

Вновь окутывает вечер

сизой дымкой дом.

Что сидишь, дружок, не весел,

вспомнилось о чём?..

Где-то озеро в тумане

тонет голубом,

остывает чёрный камень

на холме крутом.

Я ли гладила руками

круглые бока,

мне поведал чёрный камень,

что хранил века.

Слой за слоем наплывает

дымки молоко.

Зов далёкий не смолкает

из глубин веков.

И в груди горит покуда

алый уголёк,

тяжкий камень не забуду,

что меня сберёг.

Страсти по электронной почте

Нет мне писем, нет и нет.

Где письмо мне, Сеть, ответь?

Что не пишет мне мой свет?

Знать, придётся потерпеть...

Возвращаюсь каждый час –

а почтовый ящик пуст.

Сеть моя, в который раз

директорий вянет куст!..

Ночью, вечером и днём –

во как прищемило хвост.

Под компьютерным столом

калачом свернулся Пёс.

Выручай, родная Сеть!

Донеси ответ скорей!

А не то – чтоб мне сгореть –

сей шедевр отправлю ей...

Стихи, дописанные через полжизни

В гранёном грохоте дождя

до хрупкой крыши

почти в беспамятстве дойдя,

успей услышать,

раскрытый том в руках держа,

как со страницы

доверчивая тишина

от строк струится.

Она как облако растёт,

Стоишь покуда,

твоё наполнив существо

тишайшим чудом.

Деревья мокрые вблизи

шумят призывно,

но этот остров тишины

сильнее ливня!..

…Страницы на груди сомкни,

укрой от ветра.

Из них печаль Экзюпери

вздохнёт бессмертно.

Потом полжизни пролетит,

и ты припомнишь:

Гроза. В руках "Маленький Принц".

Цветёт шиповник.

Май 1985, Ташкент - май 2000, Иерусалим

Перед переездом

Что-то мне немножечко тревожно...

Это к сердцу робкая тоска

прикоснулась лапкой осторожно,

выпустив три острых коготка.

Раскалённый город остывает,

ночью душно в доме – здесь, как там.

Где-то ты во сне вздохнёшь, родная,

проскользит улыбка по устам.

Только мне в такую ночь не спится...

Есть минутка? Погрустим о том,

что пора перевернуть страницу,

как улитка, унося свой дом.

Новый дом построить над простором,

комнаты наполнив синевой,

где распахнут за балконом город

весь, великолепный и живой!

Только на прощанье так доверчиво

рассыпает голоса и смех

прежнего пристанища соседство

для меня,

украдкою от всех...

Отклик

Б.А.

Я узнала твой голос,

мой вскрикнувший друг,

я услышала снова твой голос!

И душа на знакомый откликнулась звук,

о твою остроту укололась!

И готова по-прежнему мчаться скорей

мотыльком на призывное пламя.

Лишь достигнет пронзительность ноты твоей –

и ни лет,

ни пустынь между нами...

Ноктюрн

Е. Левингер

Полнолуние ночи твоей

светит матовой магией щёк,

свесив чёрный струящийся шёлк

над высокою аркой бровей.

Мне от полночи смуглой твоей

не отнять околдованный взгляд,

когда яблоки карих очей

как огромные луны горят!..

Стелишь плавные линии рук

грациознее ивы речной,

неподвижные губы сомкнув

в абрис бабочки спящей ночной.

Но зачем так печалью горчит

эта сумрачная красота,

что улыбка не в силах смягчить

скорбь презрительной складки у рта?..

Будто вспомнить не можешь сама,

что в точёного профиля лик

твой пугающий бархатный мрак

от сознанья укрыл навсегда?..

Может, выкрало время тебя

из владычества древних племён,

где на воле в шаманских степях

над ночным колдовала костром,

ткала конского волоса смоль

по искусным изгибам руки,

и пленительным властным альтом

завлекала мустанга в силки.

И в горах осторожная рысь,

львиногривые сфинксы пустынь

повторяли твой взгляд, что застыл

из-под полуприкрытых ресниц.

Со стихиями споря на «ты»

в ослепительном танце взрывном,

отворяла у ног родники,

летним повелевала дождём.

...И поныне призванье – велеть,

чуть возвысив точёную бровь.

Всё исполнится – только позволь

в ночь твою ненасытно смотреть!..

Ибо время съедает гранит,

но для Вечности тления нет.

И черты эти ночь растворит,

обнажив их Божественный свет.

Старый Акко. Акварель

Художнику Маше Орлович

Стены крепости ветхи,

волны бьют по старой дамбе,

солнце сушит поплавки

и выбеливает камни.

Бедный старенький маяк

задремал на синей башне,

чьи морщины кое-как

залепили алебастром.

Увенчали красоту

минареты. Над мостками

обозначены в порту

шхуны зыбкими мазками.

Над помоечным двором

арок выгиб величавый

вызывает мысль о том,

как прошла земная слава.

А из форта в царский двор

в каменном ходу подземном

не оттёрлась до сих пор

копоть факелов по стенам.

Взгляд поднимешь из воды:

на закате море стало

чешуёй цветной фольги,

рябью сизого металла.

Древнеримские горшки

вдоль воды смешав с песками,

море точит черепки,

что не боги обжигали.

День Рождения. Сад

...Не выдерживаю молчанья.

День прожив в золотых дубах,

поздно вечером не застану

и тебя позову в стихах.

Расскажу, как на День Рожденья

отыскала, свернув с шоссе,

дверь в осеннее измеренье –

и сбежала в него от всех!..

Как отточенно лист слетает

в этой яви на грани сна

и пронзительно-золотая

под ногами шуршит листва.

Где упал полновесный жёлудь,

только ахну: уже расцвёл! –

вылез крокус, как чудо жёлтый

сквозь опавший лесной ковёр.

Что за роскошь досталась – вспомнить,

как калины алеет кисть,

кисло пахнет спелый шиповник

и как вкусно его погрызть!..

И созреет во мне такое,

переплавив тот час в груди:

не выдерживаю покоя.

Я прошу – от него уйти.

Пусть неистовство, а не кротость

разворачивается в судьбе!..

Помоги мне, Розовый Лотос,

не сбиваться с тропы

к себе.

Утешение Земле

Песчинка на груди твоей, Земля,

я поднимусь на холм, и дотемна

колени покаянно преклоню,

прижав ладони к телу твоему:

– Земля, любимая, какая боль –

терпеть, что мы наделали с тобой,

пока всю жизнь не ведая творим

над телом надругательство твоим!

Но варварства бездумного страшней –

нарывы чёрных дыр в Душе твоей,

когда своею мыслью создаём

апокалипсис и Армагеддон...

И тикает зловещий механизм,

на волоске подвесив слово "жизнь"...

Но вспыхнет свет осознанности –

Земля, ещё не поздно всё спасти!

Очнувшись от беспамятства, вздохни,

почувствуй руки тёплые мои

и тоненький росток моей любви

как вестник облегчения прими.

Благодарю, Земля, молю – прости –

за всё, что ты смогла перенести!

Теперь недолго ждать – в сердцах людских

проклюнутся прозрения ростки.

По трещинам коры твоей Любовь

врачующим бальзамом потечёт –

ты только малость потерпи ещё,

сдержи на время стоны катастроф...

...Когда очнусь, горит в холмах закат,

миндалевый цветёт медовый сад.

И долго на ладонях не пройдёт

Господней глины влажный холодок.

Мецада

Ладонь

Вознесённая к небу

Над ликом пустыни

Своих обитателей

Носила под самым небом

Здесь жили и хлеб пекли

Умели воду хранить

Детей учили словам

Единственной Книги

И всё что для жизни нужно

На ней помещалось

Но они пожелали шагнуть

Ещё выше.

* * *

Я выхожу из дому с восходом

и мчусь вниз, на запад.

Возвращаюсь на закате –

еду наверх, на восток.

Каждый раз убегаю от солнца –

оно светит мне в спину.

И только днём

солнце догоняет меня,

смеясь от удовольствия,

и стоит в зените –

над моей работой

и твоим домом.

Хокку

Сухая скорлупка в гнезде

Из которого давно улетели птицы

Одиночество

* * *

О дни июня,

срединные дни июня!..

Снова вы мне кладёте ладонь на плечи.

Давно ни о чём таком

не бралась и думать,

но мне про судьбу

напомнили сад и вечер.

Всё в тот же рисунок

тени ветвей скрестились,

где путь вокруг дома

до пяди любой измерен,

и где светлячки

очами травы светились,

заглянет в лицо ромашковый Бейт а-Керем.

Всего пару лет назад

в вечера такие

здесь припоминала, как звать себя,

как смотреть на звёзды.

Большой эвкалипт, развесив пряди косые,

меня утешал, что вернуться –

совсем не поздно.

Мне каждым листом

по-дружески сад кивает,

и машет ветвями и, улыбаясь, шепчет.

В ответ улыбнусь –

всё-то он обо мне знает!

И дальше пойду,

раскрытым путям навстречу.

Бодрая песенка

Я живу возле больницы.

Я работаю в больнице.

От больницы до больницы –

полтора часа езды.

Я с оранжевым восходом

уезжаю на работу,

расцветают вдоль дороги

лишь цикория кусты.

Возвращаюсь на закате,

поработали – и хватит,

только солнце догоняет

отголоском золотым.

Солнце снова светит в спину,

пока я по серпантину

без сомнений и кручины

возношусь в Иерусалим!

И опять с утра пораньше,

сквозь заторы все продравшись,

оба города сшиваю

челноком своим живым.

Повторяю: «Обожаю

я тебя, моя больница!

Дом, работу и дорогу,

Тель-Авив, Иерусалим!..»

Песнопение

Пряный запах индийской свечи,

на губах – привкус вязи иврита.

Удостоилась нынче вкусить

сладость буквиц его алфавита.

Песнопенье стекает как мёд,

увлекает накатом прибоя.

Всё очистит, и всё оживёт,

всё вокруг воссияет с тобою.

Льются капли медлительных нот –

звуки голоса всей глубиною

сердце трогают тёплой волной,

повторяя: Святое, Святое...

Полнозвучия песни твоей

прямо с ангельих крыльев стекают:

Габриэль, Уриэль, Рафаэль –

а над ними – Шхина золотая.

* Шхина’ – на иврите Божественное присутствие.

Армагеддон

Гулом – земля.

Вслушайся в стон:

это – война.

Армагеддон.

Рвёт вертолёт

города сон.

Это идёт

Армагеддон.

Дымный набат.

Небо дрожит.

Не миновать

битвы за жизнь.

Неутомим

натиск врагов,

неумолим

стаей волков.

Рыщут одну

страсть утолить:

в горл белизну

зубы вонзить.

Мир без защит –

что ж ты, проснись!

Крыша трещит –

эй, оглянись!

Землю, где в мёд

брызнула кровь,

не отдавай

стаям волков!

Ибо барьер

тонкий прорвут –

и по твоей

коже пройдут.

Здесь, где сошлись

Запад-Восток –

смерть или жизнь

примет исток.

Встань, Авраам.

Встань, праотец.

Дурь сыновьям

вправь наконец!

Или сумей

вечную дурь

вспять и взашей

вытолкать в Ур!..

...Мифом – покой.

Ибо суждён

каждому – свой

Армагеддон.

Каждому – свой

выбор лежит:

в сердце взрастить

смерть или жизнь.

Суд совершить

миру сему:

выбрать души

свет или тьму.

Чашу весов

склонит ответ.

Что ж,

ты готов?

Выберешь –

Свет?...

30 августа 2001

Colchicum stevenii – סתוונית היורה

Дождь прошёл, и началась

осень пробуждения.

Небеса прозрачные,

как на День Рождения.

Только брызнет дождиком –

из земли под соснами

проступает колхикум

розовыми звёздами.

Лишь на свет прорежутся –

и глядят восторженно

у кого подснежники,

а у нас – поддождики!..

Преображение

Этой кожи загар золотистый

Так же царственно тело облёк

Словно мантией льнёт шелковистой

Золотой обтекает песок

Близ него воплощается небыль

Даже воздух томительный тут

Источается райскою негой

Как медовые липы цветут

Не смогла бы с загадкой улыбки

Передать Рафаэлева кисть

Как руки голубые прожилки

Несравненным узором сошлись

И прикован какой пуповиной

За стопами нижайше стелясь

Пёс послушный счастливый

с повинной

Признаёт безоглядную власть

Девять тысяч небесных ступеней

К совершенству вели твоему

Не остынет поток песнопений

Надышаться тобой не могу.

Первое января

Свободный час.

Час выходного.

Час праздника.

Час наслажденья...

Свободный час –

твой праздничный подарок,

улыбка молодого января.

Вдыхать его Божественную щедрость,

медлительно цедить минуты сквозь ресницы,

в саду, где ласку глаз ласкает зелень,

чередовать прохладу и тепло,

быть в звуке буден островом покоя,

и благодарность проливать сквозь сердце

той мудрости, благодаря которой

мы можем в праздник даровать друг другу

Божественный свободный час...

Дорожная молитва в дождь – תפלת הדרך בגשם

Мой Боже, Любовью Твоей сохрани

всех тех, кто сегодня в дороге,

на мокром шоссе ездоков осени

заботой хранящей ладони.

Слепых от тумана, в слезах от дождя,

нахохленных в дрёме на ощупь,

пока наш автобус, о жесть дребезжа,

небесная мойка полощет.

Затопленных дворников бег по стеклу –

как мать хлопотливой рукою

студёной водой, разбудив поутру,

лицо непоседы умоет.

Бок о бок зелёные склоны бегут,

и метров в десятке, не далее,

дождю подставляют деревья вокруг

набухшие почки миндаля.

И можно стекло надышать изнутри,

оттаять озябшие ноги

и мокрую даль беззащитной страны

озвучить молитвой дороги.

* * *

Лишь такую жизнь и признаю –

жгущую счастливыми слезами:

бытия тугую пить струю

с широко раскрытыми глазами.

И от благодарности в груди

припадая часто к длани Божьей,

узнавать знакомые черты

на твои ладони так похожей...

Встреча

Рине Левинзон

...Готовым другом, только ждавшим часа,

стояла у порога. Пробил срок.

Остался шаг – переступить порог,

со взором пониманья повстречаться.

И час пришёл, в ладонь легла ладонь,

со звуком ожил звук того же лада.

И счастье встречи в бытие одном

так просто – словно только так и надо.

Стихи, приснившиеся над томом Мандельштама

Мне во тьме, в магической глуши,

снился образ бесконечно древний:

розовое пламя, как царевну,

прячут вековые камыши.

И одна на острове чужом

оставалась у певца отрада:

на остывшем сердце тайны ада

вырезать серебряным ножом.

Школа безмолвия

"Безмолвие во мне.

Маленькими глотками

пью облака, плывущие в пиале."

Е.Г.

"Песчинки слов - пустыня без воды,

когда в них нет единственного Слова."

Б.Ахмедов

Учиться тишине,

цедить святую влагу.

Закаливать в огне

белейшую бумагу.

Безмолвию нужны

для совершенья чуда

блаженство тишины

с готовностью сосуда.

В прозрачной вышине

скользить они помогут

пушинкой на волне

воздушного потока.

И в золоте зари

пускай обезоружит

безмолвие внутри,

прекрасное снаружи.

Как будто всей душой

принять благословенье –

узнать, как хорошо

прозрачное смиренье.

И явится тогда,

как бытия основа,

из белизны листа –

единственное Слово.

Озеро

...Когда же намерились плыть на восток,

негаданно переменилась погода:

надвинулись тучи, нахмурились воды,

и стало не видно во мгле берегов.

Валы ударяли в дощатое дно,

но Он задремал, заслонившись рукою –

усталый, выгадывал время покоя,

пока средь пучин пробирался челнок.

И сгрудились в кучу, и страх среди них.

Лишь судно холодные брызги накрыли –

и веру свою, и науку забыли:

«Учитель! Мы тонем!» – послышался крик.

Уже за плечо потянулись трясти,

вокруг озираясь беспомощным стадом,

но вдруг Иоанн отстранил их: – Не надо! –

поднялся, и к озеру речь обратил:

– Кинерет, ты что, моя радость, шумишь?!.

Разбудишь Учителя, разве не слышишь –

Ешуа уснул, как спокойно он дышит, –

смотри, не нарушь его отдых: уймись.

Рукою на волны – и палец к губам –

и озеро стало слабей на полтона,

барашки ресниц опустило смущённо,

и нежности трепет прошёл по волнам.

Порывистый западный ветер утих,

проглянуло солнце в прищуре заката,

остались гребцов удивлённые взгляды,

и кроткие воды, и лодка на них.

Праздник Суккот. Aromatherapy

А когда крадётся вечер

К дому Твоему

Зажигает Праздник свечи

Тайные в дому

И языческий и Божий

Воздвигая храм

Язычок свеча приложит

Пальчиком к губам

В нём распустится на славу

Вымечтанный сад

И целительные травы

Вслух заговорят

Тонкой тканью оплетая

Золото тепла

Ночь немыслимо святая

На руки легла

Чтобы до самозабвенья

До текучих сот

Погружать прикосновенье

В шелковистый мёд

И пускай бессрочно длится

Это волшебство

Лишь лелеять бы зеницу

Ока моего

От руки прекрасней лилий

Губ не отниму

Лишь бы совершенство линий

Пить сквозь полутьму

Усмирять негромким пеньем

Музыку времён

И хранить благоговейно

Легкокрылый сон

И пока ветра сочатся

В южное окно

Замирать себе от счастья

Что разрешено

Бесконечно восхищённой

Светлой Высотой

Мне коленопреклонённой

Слиться с темнотой.

Осеннее

Праздники подходят чередой,

осень чисто дышит на ладони.

Что-то успокоилось со мной,

сделалось ясней и завершённей.

В лёгкое движение руки

соткались разрозненные нити,

и слова согласно потекли,

не опережая ход событий.

Никуда не хочется спешить.

А зачем, когда любую душу

многократно обступает жизнь,

надо лишь уметь смотреть и слушать.

Словно разношёрстный зоосад,

если не спугнуть его сумею,

стайкой любопытных страусят

вытянет доверчивые шеи.

Лишь бежать не нужно никуда...

И тогда негаданно откроет

под ногами палая листва

бездны, глубину за глубиною.

И когда научится душа

бытию целебного покоя,

целый мир уместится, дыша,

в лёгкое движение рукою.

Пашня

Когда перепахивается пашня,

кричат от боли и рвутся в ней

переплетенья любви вчерашней,

тугие жилы живых корней!

Когда урожай до крупицы собран,

как кость, изглоданная добела,

приходит время тяжёлым сохам

перекроить чернозём дотла.

Все червоточины и коросты,

которые в почву живьём вросли,

взрезает плуг беспощадно острый,

освобождающий ткань земли.

И вот, распластанная под небом,

она лежит, опустошена –

но зарождаются новым хлебом

в глубинах спящие семена.

Таясь в покое под коркой стылой

в оцепенении и зиме,

им вызревать, наливаясь силой

ещё неведомой на земле...

Когда же мир, отмерев, очнётся –

на чистом лоне её холста

однажды утром в лучах забьётся

полупрозрачный флажок ростка.

Мой Иерусалим ׀ Евангелие от Ниэль ׀ Новая тетрадь ׀ Старые стихи

Об авторе ׀ Друзья ׀ Обновления ׀ Почта ׀ Цикламены

На главную страницу