Редьярд КИПЛИНГ
ПУТЕШЕСТВИЕ НОВОБРАЧНОЙ
Перевод М.Клягиной-Кондратьевой
Rudyard KIPLING. The Bride's Progress (1888)
OCR & spell-check by Petro Gulak (2008)
В программы школьные - одна
Из многих тем - ты внесена
И в книжечке погребена,
Где слиты вместе имена:
"Рим, Ниневия, Вавилон".
Бремя Ниневии
Надо быть очень самонадеянным, чтобы браться за описание Бенареса, и
оно вышло бы скучным. Ни один человек, исключая тех, что составляют
путеводители, не станет "осматривать" Стрэнд или Вестминстерское
аббатство. Иностранец - француз или американец - указывает Лондону, как
этот город должен судить о себе самом, так же как приезжий указывает
англо-индийцу, как можно судить об Индии, Наш сосед, живущий напротив,
всегда знает о нас гораздо больше, чем мы сами. Новобрачная восприняла
Бенарес так, как свежая юность и сияющая красота способны воспринять город
серый и ветхий от старости. Провидение одарило ее своей милостью, и она
вознаграждала провидение, одеваясь как можно лучше, а это, если верить
французам, все, что может сделать красивая женщина для религии. Надо
полагать, что многие поколения, проводившие жизнь в невозмутимом покое и
благоденствии, создали ее изящную фигуру и небанальное лицо, спокойные
глаза ее светились неукротимым высокомерием богатства.
- Индия, - философски заявляла Новобрачная, - всего только эпизод в
нашем путешествии. Мы поедем в Австралию и Китай, а оттуда домой через
Сан-Франциско и Нью-Йорк. Мы будем дома раньше, чем сезон успеет
окончиться.
И она поглаживала свои браслеты, нежно улыбаясь какой-то собственной
мысли, отнюдь не относившейся ни к Бенаресу, ни к Индии - обоим этим
"эпизодам". Она вступила в город Бенарес, город буддистов и индуистов -
Дурги, Тысячеименной, двух тысяч храмов и дважды двух тысяч зловоний.
Высокие каблучки ее мягко постукивали по каменным мостовым переулков, а
лоб, гладкий, как лоб маленького ребенка, морщился от зловония.
- Почему Бенарес так скверно пахнет? - патетически спрашивала
Новобрачная. - Неужели нам все-таки нужно его осматривать, если он так
пахнет?
Новобрачный носил белокурые бакенбарды, был румян и настойчив, как
истый англичанин.
- Конечно, нужно. Неудобно возвращаться домой, не осмотрев Бенареса.
Нет ли тут гида?
Улицы кишели гидами, и парочка выбрала того из них, который лучше
всех говорил по-английски.
- Не желаете ли посмотреть место, где сжигают индуиста? - спросил он.
Они пожелали, хотя Новобрачная вздрогнула при этих словах, ибо она
опасалась, что место это очень жуткое. Луч благосклонного солнца коснулся
ее волос, когда она повернулась и, осторожно ступая посередине узкой
улицы, вошла в лабиринт бенаресских переулков.
Не успела она пройти нескольких шагов, как солнечный свет скрылся, и
ужасы Священного Города обступили ее со всех сторон. Оставленные в
небрежении сточные воды всех цветов радуги текли поперек дороги, а по
грязи пробирался бык, изъеденный какой-то мерзкой болезнью, так
обезобразившей его голову, что он потерял всякий образ и подобие
животного. Новобрачная тщательно выбирала путь, обходя стороной быка,
которому предоставляла идти у стены. Худая собака, издыхающая от парши,
рычала и лаяла среди своих щенят-заморышей у входа во тьму какого-то
неопрятного храма. Новобрачная остановилась и потрепала собаку по голове.
- Мне кажется, она похожа на нашу Беси, - сказала Новобрачная, и
снова мысли ее унеслись далеко от Бенареса.
Улицы все сужались, а символы грубого культа встречались все чаще и
чаще. _Хануман_, красный, бесстыдный, вымазанный маслом, прыгал и
гримасничал на стенах над тупоголовыми черными каменными быками, по колено
увязшими в грудах желтых цветов. Колокола громко звонили в невидимых
отсюда храмах, и полуголые мужчины с нехорошими глазами выбегали из темных
нор и выпрашивали у Новобрачной денег, говоря, что они жрецы -_падри_,
такие же, как падри ее собственной религии. Один молодой человек сказал ей
это по-английски - кто знает, в какой миссионерской школе выучился он
этому языку, - и Новобрачная весело рассмеялась, качая головой.
- Эти люди говорят по-английски, - обернулась она к мужу. - Вот
смешно!..
Но веселость погасла на ее лице, когда поворот улицы внезапно привел
ее к месту, расположенному над гхатом сожжения, где какой-то человек
закладывал бревнами некий Предмет, завернутый в белую ткань и лежавший
близ вод Ганга.
- Отсюда плохо видно, - настаивал Новобрачный. - Идемте поближе.
Они пробирались вперед по густому слою серой пыли - смеси белого
речного песка и черного праха человека, - пока перед ними во всех
подробностях не открылся вид на круто спускающийся берег с Предметом под
бревнами. Человек старался разжечь костер с конца, обращенного к реке, то
и дело отскакивая в сторону, чтобы не наступить на горячие угли - остатки
другого потухающего костра у самого края воды. Лицо Новобрачной побелело,
и она с мольбой взглянула на мужа, но он не мог оторвать глаз от
разгоревшегося пламени. Белый пес медленно, очень медленно пополз на
животе по берегу, направляясь к куче золы, сквозь которую с шипеньем
сочилась вода. Он сунул морду в эту кучу и тотчас взвизгнул от боли, а это
значило, что он нашел пищу, но она оказалась слишком горячей. С ловкостью,
обличавшей долгий опыт, он вытащил добычу из золы на землю и, брызгая
слюной, пытался обнюхать ее. Когда она остыла, он со стонами животного
наслаждения принялся за еду: рычал, и рвал, и терзал добычу.
- Уил! - произнесла Новобрачная едва слышно. Новобрач ный уставился
на разожженный костер и не мог ей внимать. Одно из бревен откатилось в
сторону, и в открывшейся щели показалось лицо лежащего внизу человека,
искаженное тупой, мутной улыбкой смерти, похожей на улыбку пьяницы, когда
он откопает в своей закружившейся голове какую-нибудь изумительно
остроумную шутку. Мертвец скалил зубы на солнце и на прелестное лицо
Новобрачной. Пламя шипело, зажигало дрова и растекалось по костру.
Какой-то человек брел по колено в воде, покрытой жирным черным пеплом и
маслянистой пеной. Он ловил корзиной болтающиеся в воде головешки, чтобы
приберечь их для следующего раза, и улов свой бросал либо на кучу подобных
же запасов, либо в спину беспечного пса, сосредоточенно наслаждающегося
своим горячим обедом.
При треске пламени Улыбающийся Мертвец медленно, очень медленно
поднял одно колено среди горящих бревен. Ему только что взбрело на ум
встать со своего последнего ложа и переполошить зрителей. Было очевидно,
что он пробует осуществить эту новую идею, эту изумительную проделку и, не
переставая улыбаться, будет сейчас подниматься все выше и выше и...
Изъеденное огнем колено отвалилось, и с его падением язычки пламени
метнулись в стороны, свистя, шепча и порхая от пяток до головы.
- Уйдем, Уил, - проговорила Новобрачная, - уйдем! Это слишком ужасно.
Напрасно я смотрела на это.
Они вместе ушли, и она взяла под руку мужа, как бы заявляя всему
миру, что, хотя Смерть неизбежна и ужасна, все же Любовь сильнее и
сладостный эгоизм ее способен свести на нет даже ужасы гхата сожжения.
- Раньше я совершенно не понимала этого, - промолвила Новобрачная,
придя в себя и отпуская руку мужа. - Теперь понимаю.
- Что именно?
- Разве ты не знаешь, - сказала Новобрачная, - что говорит Эдвин
Арнольд:
Все слезы всех очей,
И лоно Ганга поглотит,
И муки тела истлеют в белом
Пылании огней.
Теперь я понимаю. Я думаю, что это очень, очень страшно. - вдруг она с
глубоким состраданием сказала гиду: - А вас... вас тоже сожгут подобным
образом?
- Да, ваше лордство, - бодро ответил гид. - Нас всех сжигают так.
"Несчастный!" - подумала Новобрачная.
- Теперь покажите нам еще какие-нибудь храмы.
Они вторично окунулись в город Бенарес, но прошло не меньше пяти
долгих минут, прежде чем Новобрачная вернула себе жизнерадостное
настроение, подобающее ей по праву Юности, Любви и Счастья. Очень бледное
и серьезное личико заглянуло в скверну Храма Коровы, где носятся ароматы
святости и человечества. Страшные и необычайные старухи со скрюченными
руками и ногами, телами и спинами столпились вокруг Новобрачной; некоторые
даже касались подола ее платья. От этого по телу ее пробегала дрожь, ибо
руки их были очень нечисты. Грязь капала со стен, грязь, как пот,
выступала на каменном полу, и зараза нечистоты распространялась среди
молящихся. Храм Коровы был не лишен красоты, и, конечно, ужасов в нем
хватало с избытком, но Новобрачная думала лишь о том, как здесь грязно.
Она обернулась к мудрейшему и лучшему в мире человеку и с возмущением
спросила:
- Почему эти ужасные люди не вычистят как следует помещение?
- Не знаю, - ответил Новобрачный. - Должно быть, их религия запрещает
это.
Снова начали они свой путь по городу чудовищных вероучений, она
впереди, негодующе подобрав чистый, белый подол своей нижней юбки, чтобы
не запачкать его в грязи, и в глазах ее светились тревога и
настороженность. Крытые галереи пересекали узкую улицу, и дневной свет
потускнел и обессилел раньше, чем успел опуститься в глубину
отвратительных переулков. Пышные носилки красные с золотом, загораживали
вход в Золотой Храм.
- Это _махарани_ Хазарибага, - сказал гид. - Она приехала вымаливать
себе ребенка.
- А! - произнесла Новобрачная и, быстро обернувшись к мужу, сказала:
- Мне хотелось бы, чтобы мама была с нами..
Новобрачный промолчал. Быть может, он начал раскаиваться в том, что
потащил юную англичанку осматривать бенаресские непристойности. Он объявил
о своем намерении вернуться в отель, и верная долгу Новобрачная
последовала за ним. За каждым поворотом бесстыдные боги скалили на нее
зубы и строили ей рожи, недвижный воздух сгустился от тяжелых запахов и
зловония сгнивших цветов, и болезнь, слепая и нагая, вставала под солнцем.
- Уйдем скорее, - промолвила Новобрачная, и они спаслись бегством на
главную улицу, честно осмотрев две трети того, что было описано в
маленьком красном путеводителе. Инстинкт, унаследованный от целой сотни
чистоплотных английских хозяек, заставил Новобрачную остановиться, перед
тем как сесть в экипаж, и, обращаясь ко всей бурлящей толпе в целом,
пробормотать: - О, ужасные вы люди! Как бы мне хотелось вас вымыть!
Однако Бенарес, название которого, наверное, происходит от слов _бе_
- "без" и _нарес_ - "ноздри", не толькоо Священная Помойная Яма. Ранним
утром, раньше даже, чем свет возвестил о наступлении дня, от одного из
гхатов отчалила лодка и поплыла вверх по течению, чтобы остановиться
против великолепных развалин Синдхья-Гхата - вереницы полуразрушенных стен
и покосившихся бастионов. Новобрачный и Новобрачная встали рано, чтобы в
последний раз взглянуть на город. В этот час никто еще не выходил на
улицу, и, если не считать двух-трех груженных камнями барок, плывших из
Мирзапура вниз, они были одни на реке. В тишине, высоко над их головами,
загремел чей-то голос:
- Свидетельствую, что нет божества, кроме Бога! - Это был мулла,
утверждавший единосущие Бога в городе Миллиона Воплощений. Клич звенел над
спящим городом и дальними берегами реки, и будьте уверены, что мулла
ничуть не умалил силы вызова, таившегося в этом кличе, хотя, глядя вниз,
он видел целое море храмов и вдыхал запах курений от сотни индуистских
мертвенников.
Новобрачная никак не могла понять, в чем дело.
- Что это он так кричит, Уил? - спросила она.
- Молится Вишну, - не задумываясь, ответил тот, ибо, отважившись на
брачную жизнь, всякий молодой муж в начале ее стремится по меньшей мере
быть непогрешимым. Новобрачная закуталась в свой плащ, высунув наружу
хорошенький, порозовевший от холода носик.
Над Бенаресом вспыхнул день, а Новобрачная встала на ноги и захлопала
в ладоши. Она говорила, что это красивее, чем перемена декораций в театре
во время действия, и благодарно аплодировала земле, солнцу и вечному небу.
Река превратилась в поток серебра, а правильные ряды гхатов - в красное
золото.
- Удастся ли мне описать все это маме? - восклицала она, по мере того
как восхищение ее росло, а не знающий времени Бенарес вставал для нового
дня.
Новобрачная уютно устроилась в лодке и смотрела округлившимися
глазами. Как вода струится из прорвавшейся плотины, как муравьи
разбегаются из занятого врагами муравейника, так жители Бенареса высыпали
на гхаты и устремились к реке. Где бы ни останавливались глаза
Новобрачной, они всюду видели мужчин и женщин, которые шли вниз, все вниз,
мимо развалившихся стен, по истертым ступеням, мимо обросших травой
бастионов и расщепленных шлюзных затворов на жесткий, голый, пыльный
берег, к воде. Сотни жрецов спускались на свои постоянные места, под
большие зонтики из циновок, которые неизменно изображаются на всех
картинках с видами Бенареса. Лицо Новобрачной засияло радостью. Она нашла
подходящее сравнение.
- Уил! Ты помнишь пантомиму, которую мы видели давным-давно, в
Брайтоне, еще до нашей помолвки? Не кажется ли тебе, что это похоже на
сцену с Волшебными грибами, как раз перед тем, как они все встали и начали
танцевать, помнишь? Ну разве это не великолепно!
Она наклонилась вперед, положив подбородок на руку, и смотрела долго
и внимательно, а Природа, которую, несомненно, следует считать
француженкой - столь сильна ее любовь к эффектам, - устроила так, что
фоном для розовой, как внутренность раковины, щеки Новобрачной служил
тускло-красный дом, на окнах которого сидели женщины в кроваво-алых
одеждах, вывешивая развернутые малиновые тюрбаны на потеху утреннему
ветерку. От гхата сожжений лениво потянулся столб густого синего дыма, и
клок, оторванный от него порывом ветра, поплыл над рекой. Новобрачная
кашлянула.
- Уил, - сказала она, - обещай, что, когда я умру, ты не будешь меня
сжигать, если кремация будет тогда в моде. - И Уил обещал с легким
сердцем, как человек, видящий перед собой долгие годы.
Жизнь города шла своим чередом. Новобрачная слушала свадебные песни,
молитвенные напевы и плач по покойникам, хотя и не понимала их. Она
смотрела долго и упорно на бьющееся сердце Бенареса и на Мертвых, для
которых не наступил день. В ее власти было смотреть на этот город и
любоваться сколько душе угодно. Но удовольствие ее вдруг омрачилось
какой-то неприятной мыслью; брови ее сдвинулись, и она задумалась. Потом
причина ее неудовольствия выяснилась.
- Уил, - тихо сказала она. - Они как будто не обращают на нас
внимания, ведь так?
Неужели она ожидала, что весь город преклонится перед юной Любовью в
сером шерстяном дорожном костюме и бархатной шапочке?
Лодка плыла вниз по течению, и через час, или около того, Даферинский
мост скрыл из виду Новобрачного и Новобрачную, продолжавших свое
путешествие, в котором Индии суждено было остаться "только эпизодом".
---------------------------------------------------------------------------