2. СУХУМИ, 27 СЕНТЯБРЯ 1993 ГОДА
Восемь месяцев 1993 года шла интенсивная бомбежка Сухуми и его окрестностей.
Сегодня уже все знают, что город и в целом Абхазию захватили банды наемников, вооруженные до зубов российским оружием, сформированные в основном из российских регионов (конфедераты, казачество, бывшие афганцы, диаспора из разных стран и т.п.), вдохновляемые и предводительствуемые реакционным кругами России, ее агрессивным генералитетом.
"Абхазия начала войну, имея 2 БТРа и 1 БМП. Летчик у них был один, квалифицированных артиллеристов вообще не было. Через месяц, 1 октября 1992 года, они штурмовали Гагры с множеством танков, гаубиц и БМП. Личный уполномоченный Президента России в зоне грузино-абхазского конфликта Борис Николаевич Пастухов в тот же день в приватной беседе поведал о том, что у абхазов уже появились установки "игла" и "град". На вопрос "откуда?" Пастухов ответствовал, что это - не проблема, были бы деньги".
"Откуда они взяли деньги? Мы же знаем бюджет Абхазии, там не было перед войной ни копейки".
"Верховный Совет России принял 25 сентября 1992 года заявление, в котором высказывал полную поддержку Абхазии. Ельцин никак не отреагировал. Шеварднадзе прилетел в Москву, встретился с Президентом, который в ходе беседы подтвердил, что признает территориальную целостность Грузии. Чуть позже мы узнали, что в тот же самый день Председатель Совета Безопасности Юрий Скоков там же, в Кремле, встречался с Владиславом Ардзинба. Очень скоро и вряд ли это можно считать случайным совпадением, у абхазов появились оружие, тяжелая техника, деньги".
"Россия предоставила Абхазии кредит на 14 миллиардов рублей. В Москве даже был открыт специальный банк".* Неравенство сил было явным. Однако, несмотря на круглосуточные обстрелы, работники Совета Министров, члены Комитета спасения Абхазии, ежедневно, до поздней ночи, а порой круглосуточно, оставались на работе, в здании Совмина. Наша основная деятельность в период войны заключалась в спасении людей от бомбежек, голода, холода, разгула мародеров, бандитов, насильников.
27 сентября 1993 г. в день падении г. Сухуми работники аппарата, как обычно в восемь утра, собрались в кабинете председателя Совета Министров Абхазии Жиули Калистратовича Шартава. Разговор шел о проблемах.начавшегося дня. Каждый из нас получил задание. В заключение Жиули Калистратович сказал, что должен съездить в штаб и вернется через час.
Задержавшись в его кабинете, мы с Раулем Эшба, министром промышленности Абхазии уточняли кое-какие детали. В это время послышался звон церковного колокола. Шартава поднялся, начал что-то искать, негромко произнес: "Следовало бы помолиться на день грядущий". Он нашел свечи, дал нам по одной, мы их зажгли, поставили на подсвечник, помолились. Затем, я и Эшба разошлись; его кабинет находился на третьем этаже, мой на девятом.
Я, как обычно, погрузился в текущие дела и, увлекшись, не заметил, что стрельба участилась, усилилась, что она приближается. Лишь стремительно вошедшие Тенгиз Метревели и Бесик Тория из охраны обратили на это мое внимание. Поручил им подняться на двенадцатый этаж, осмотреться. Минут через десять они вернулись и встревоженно попросили взглянуть в направлении индустриального техникума, расположенного в пятидесяти-шестидесяти метрах от нас.
Со стороны Сухумской горы (горожане величают ее "фуникулером") и из района Маяка велся небывало интенсивный огонь. И вдруг я увидел выходящих из-за техникума вооруженных до зубов боевиков... Смертельная опасность была близка как никогда.
Я приказал своим ребятам: "Вы знаете, моя машина стоит под аркой. Немедленно спускайтесь, берите ее, гоните из города на Гульрипши, а там - через Цебельду, Сванетию... Ясно?"
Они привычно повиновались, но очень скоро вернулись и заявили, что без меня не уедут. Пришлось повторить приказание более строгим тоном. Ребята молча скрылись за дверью, а я тяжело задумался. Вывод мог быть единственный: нас предали, причем те, кто по долгу службы обязан был вовремя предупредить о надвигающейся беде. Понятно, речь идет прежде всего о службе государственной безопасности Абхазии. Этим органом, руководство Абхазии фактически было брошено на произвол судьбы. Мое решение было твердым: не покину Сухуми до последнего момента и, если окажусь в безвыходном положении, то не дамся в руки варварам, сам распоряжусь своей жизнью... И тут вновь отворилась дверь. Мои верные телохранители, став по обе стороны стола, непререкаемо заявили, что без меня никуда не уйдут, что я обязан немедленно спуститься к машине... Пристально всмотрелся в них: одному было двадцать пять, другому двадцать один! Мелькнула мысль: "Мне шестьдесят, а они - ровесники моих сыновей, им еще жить да жить, нельзя допустить чтобы эти мальчишки бессмысленно погибли вместе со мной. Я захватил бумаги и книги со стола, портфель и, больше не раздумывая, машинально пошел вниз вместе со славными, преданными мне ребятами.
Мы не успели свернуть на улицу Фрунзе (а это в 50 метрах от здания Совета Министров), как багажник машины прошила автоматная очередь. Были около турбазы, когда впереди что-то взорвалось. Взметнулись дым, пыль, рассыпалось ветровое стекло, машина резко остановилась... К счастью, тут же мотор завелся, и мы рванули дальше, в сторону Келасури. У поворота к моему дому я сказал, что надо бы заехать, забрать кое-какие документы. Парни резонно ответили: поскольку в машину стреляли, возможно нас преследуют. Я не стал спорить, и мы помчались в сторону Гульрипши.
Был полдень 27 сентября 1993 года. По дороге я предло жил все-таки подождать до завтра - знал о намерении Грузии вступить в СНГ, что могло, как мы надеялись, предотвратить падение Сухуми. Решили сначала посмотреть, как идет эвакуация беженцев, подъехали к морю и увидели следующее. На берегу пятеро или шестеро гражданских и двое военнослужащих российской армии, неподалеку два бронетранспортера-амфибии. В море, метрах а двухстах, стоял огромный корабль.
Когда мы подошли к стоящим на берегу, один из них (он оказался Автандилом Гегия - председателем Спорткомитета Абхазии и занимался эвакуацией) повернулся ко мне, довольно резко спросил: "Лорик Виссарионович, что вы здесь делаете?" Я ответил: "Пришел посмотреть, как, организована эвакуация беженцев". В ответ прозвучало решительно: "Вам надо немедленно уезжать". Откровенно говоря, я еще не совсем понимал происходящее и спросил: "А почему ты так настаиваешь?" Он ответил в том же тоне: "Я знаю почему!". Подозвал одного из военных и потребовал тут же переправить меня на судно. Тот возразил: мол, корабль уже в море, так что... Потом все-таки указал Автандилу на второго военного повыше ростом. Пока между ними шли переговоры, приблизился один из тех, кто был на берегу, я его раньше не встречал, и, назвав меня по имени и отчеству, сказал:
"Вам надо немедленно уезжать, иначе какой-нибудь негодяй попросту заработает на вас большие деньги...". Позже выяснилось, что Ардзинба составил особый список лиц абхазской национальности. В нем было свыше десятка фамилий, и моя стояла первой. За каждого из нас - живого - было обещано вознагрождение в сотни тысяч долларов.
Минут через десять один из военных подвел меня к боевому люку БТР. Я попросил подождать. Позвал ребят, попрощался, посоветовал, куда и как лучше доехать на машине, где оставить оружие (вооруженных людей, тем более военных, на корабль не брали). Примерно через полчаса оба бронетранспортера двинулись в сторону моря, поплыли, пристали к корме корабля, медленно въехали в его огромное чрево. Я услышал детские крики, тревожные голоса женщин, шум. Из-за какого-то густого дыма невозможно было разглядеть лица людей... Выбрался из амфибии, нащупал стену, подложил под себя портфель с книгами, сел и разом впал в глубокое, сродни оцепенению, раздумье.
Сердце щемило при воспоминании о горящем, дымящем Сухуми. Постепенно глаза привыкли к темноте. Однако, вытянув застывшие ноги я уткнулся во что-то странное... Всмотрелся - и содрогнулся. То были завернутые в целлофан труппы двух молодых людей в военной форме. Оказалось, в других отсеках трюма их лежало несколько десятков.
Мы снялись с якоря лишь часа через три. Позже стало известно: судно намеревались захватить, разбомбить с воздуха - под предлогом, что на нем, якобы, находятся военнослужащие и боевая техника. Сопровождавшим нас вертолетам и корабельным зенитчикам удалось отбить атаки авиаци.
До Поти добирались почти девять часов. Настроение, общая атмосфера на корабле были ужасны. Перед высадкой на берег ко мне подошел незнакомец, спросил фамилию, проводил к машине, ожидавшей на причале. Был поздний вечер, когда я переступил порог гостеприимного дома потий-ckqto мэра Романа Мелия. Здесь уже находился председатель Союза писателей Грузии Гурам Панджикидзе, прибывший, как выяснилось, на том же корабле. Любезная хозяйка накормила нас. Проспав не более двух часов, мы вылетели в Тбилиси... Теперь на душе чуть полегчало. Дело в том, что на протяжении всего этого невыносимого дня моя семья, охваченная сильнейшей тревогой, безуспешно пыталась отыскать меня и только из Поти я смог связаться по телефону с дочерью Адой и сыном Бесиком.
Так судьба сделала меня изгнанником из родного, столь дорогого сердцу города. Но я никогда не расстанусь с надеждой, что все мы, дети прекрасной многострадальной Абхазии, непременно вернемся на землю отцов - и будем любить ее более мудрой, бережной, требовательной любовью. Уверен, счастливый день близок!
XXX
За все время войны в Абхазии так и не была создана гарантированная оборона, надежная защита населения от обстрелов, бомбежек вероломных вторжений наемных банд в Сухуми и другие города и села; не существовало и сколько-нибудь продуманной координации военных действий. Причина фактическое отсутствие единоначалия, не говоря уже о стратегии и тактике. Создавалось впечатление, что каждый генерал со своими людьми воевал сам по себе. Боевые операции ограничивались так называемыми "позиционными боями", ставящими целью, главным образом, отогнать противника на какое-то расстояние, чтобы тут же вернуться на исходные рубежи. Ставка делалась на новоиспеченных генералов и необученных солдат, зачастую лишенных необходимого вооружения и продуктов питания. За время войны в Сухуми сменилось несколько комендантов, так и не сумевших обуздать мародерство, грабежи, убийства. Зато кое-кто из них приобрел немалые капиталы.
Не надо быть профессиональным военным, чтобы понять: .этот беспредел был одной из главных причин гибели многих людей, в том числе ни в чем не повинных жителей. Больно думать о юношах, будущем нации, которые погибли на передовых позициях, защищая каждый свою правду. Одни стремились построить собственное "абхазское государство" (так им внушили), другие защищали территориальную целостность Республики Грузия. Но и первые, и вторые для меня лично являются истинными героями... Только вот до чего же их жаль!
Калинина Ю. Распятая Грузия, С/Петербург. 1995. с; 175.
პირველწყარო
